Обсуждение спектакля «Ревизор» Н. Гоголя в ГДТ постановка С.Н. Афанасьева на заседании секции критики Новосибирского отделения СТД РФ

Ольга Черепенина, старший научный сотрудник НГХМ, почетный работник культуры Новосибирской области:  

         - Я смотрела только первый прогон «Ревизора». Это настолько насыщенный и сложный спектакль, что с одного раза трудно проследить, например, игру актеров, все внимание ушло на попытку определить его сквозную линию. Здесь особенно интересной для меня стала интерпретация

знаменитой гоголевской мистики, начиная с первой, напоминающей кинотриллеры сцены, являющейся метафорой зарождения власти из всякой нечисти. Далее мистическое начало, как бы отступает, сплетаясь с бытом, просвечивая в некоторых придуманных режиссером мизансценах; в стеклянных глазах, неестественных жестах, позах, прыжках героев (особенно запомнились бесовски юркие Бобчинский – П. Шуликов и Добчинский – А. Чернов). К сожалению, ожидание еще одного мощного инфернального взрыва к финалу действия не оправдалось. Вместо него появился вполне реальный премилый чертик, фигура которого вместе с Пушкиным и Гоголем показалась какой-то хрестоматийно-необязательной.

         Самыми яркими в раскрытии социально-обличительного содержания комедии, несомненно, стали сцены с народным ансамблем. Своей несуразной пластикой его участницы напомнили народные типы художника Бориса Григорьева - то комически нелепые, простодушные, жалкие, то гротескно уродливые, пугающие.

Рита Раскина, журналист:

         - С первых шагов на сцене шествует мистика. Фантастический реализм Гоголя подан впрямую, в шутовском, карнавальном варианте. Сборище нечистых – в прямом и переносном смысле слова. Это бомжи в грязном отрепье, и нечисть, нежить – посланцы преисподней. Им предстоит перевоплотиться в обычное чиновничество… И вот уже команда Городничего сочиняет план встречи Ревизора.

         Тема власти – той, что не от Бога, а совсем напротив, в премьерном спектакле Афанасьева заявлена громко и недвусмысленно. Это становится главным - так же, как портрет явления, которое во времена Гоголя называли взяточничеством и лихоимством, а теперь именуют коррупцией. Этот портрет на сцене театра сочетает черты давно минувших лет и современности, а кроме того, присутствует здесь и вневременной мистический аспект, заданный прелюдией спектакля. И все это в захватывающем игровом варианте.

         Слово «захватывающий» неслучайно. Спектакль, действительно, захватывает зрителя, держит в напряжении, интригует неожиданными поворотами, неисчерпаемой изобретательностью режиссера и самоотверженной игрой актеров. Безудержная эксцентрика, поистине акробатические трюки и мощные всплески энергетики. С «легкостью необыкновенной» одним прыжком артисты взмывают вверх, «на второй этаж», и также легко скатываются – «ссыпаются» вниз по крутым ступенькам… А как отплясывает, ублажая Хлестакова, «народный ансамбль»! –  артистам Афанасьева профессионалы позавидуют…

         Главная фигура спектакля, – конечно же, Городничий. Артист Андрей Яковлев в этой роли – скорее, мэр, чем городничий: знакомый тип – лощеный чиновник, прекрасно выглядит, преуспевает, хорошо смотрится на пресс-конференциях. Но подчиненные знают, каков он в своем кабинете.

         Актер играет человека при власти из ХХI века и в то же время это гоголевский персонаж. Есть еще одна ипостась у главного героя театрального действа. Мгновенные переходы от благожелательности к злобной агрессии напоминают: вот он, нечистый, никуда не исчез. Злоба плещет через край: в стол врезается топор, дрожат жандармы, бледнеют и роняют слезы под бурей начальственного гнева несчастные хористки.

         Хор – это отдельная песня в художественной ткани спектакля, и это песня о России. Дирижирует сам Городничий – в патриотическом раже «возносится к облакам», все фарисейское благолепие – для дорогого гостя, для Хлестакова. Разыгран главный, не раз выручавший козырь – «святая к Родине любовь» (недавно в прессе появился неологизм – «коррупционный патриотизм», и это тот самый случай).

         У Яковлева удивительная пластика. Стремительную энергию движений сменяет статичность невероятных, предельно красноречивых поз. Их гротесковая монументальность особенно выразительна рядом с порхающим как мотылек Хлестаковым. Дуэт – Городничий и «ревизор» – энергетическое поле спектакля, здесь новые смыслы, художественные открытия.

         Детская непосредственность и наивность – в органике Алексея Казакова. И это определило первую половину его успеха в роли Хлестакова. Вторую – обеспечили искрометная динамика, головокружительные прыжки, пластичность на грани цирковой акробатики. Его Иван Александрович – весь в движении, весь в полете, бездумном и легком, как кружение бабочки.

«Вечное дитя», конечно, не может существовать без няньки. Слугу Хлестакова – лукавого, сметливого, себе на уме, но верного и заботливого Осипа – играет Захар Штанько. Это яркая фигура в спектакле, как и другие слуги: лакей Городничего Мишка и «человек» из трактира (того и другого изображает Павел Поляков). Слугам в этом спектакле явно повезло, в отличие от команды чиновников – подручных Городничего (и Землянике, и Ляпкину-Тяпкину не досталось яркой индивидуальности и сочных красок).

         Спектакль, действительно, многослоен и многозначителен, возможно, даже избыточен. Но избыточна и гоголевская проза. А в пространстве этого «Ревизора» есть отсылки и к «Мертвым душам» и к «колдовским» повестям    

классика. Так, венок на голове Авдотьи напоминает и Панночку из «Вия» и «Майскую ночь». Авдотья, замечательно сыгранная Верой Бугровой, – самый таинственный персонаж – некая стихийная сила из потустороннего мира…

         Финал «Ревизора» не стал заключительным мощным аккордом, как ожидалось по ходу представления, но, может, такое художественное высказывание не стоило завершать ни жирной точкой, ни восклицательным знаком, скорее уж многоточием.

Александр Клушин, главный научный сотрудник НГХМ, заслуженный работник культуры РФ

         Наибольшее впечатление произвело начало спектакля, когда будущий Городничий  предстал перед нами в облике бомжа, подбирающего бутылки, а потом ныряющего в мусорный бак, а рядом с ним, когда он, преображенный, появляется из бака, возникают монстры, упыри, вурдалаки, внедряющиеся в живую ткань жизни - то есть вся та чертовщина, которая всегда так занимала ум Гоголя. Я подумал – глубоко копают. Но был, как мне кажется, несколько обманут ожиданиями.

         Помнится, что в «Ревизоре» «Красного факела» в постановке Олега Рыбкина начало спектакля было иллюстрацией сна Городничего с двумя крысами, которые все обнюхивали и были огромной величины. Эта интерлюдия не имела никакого влияния на ход спектакля.

         В спектакле Сергея Афанасьева произошло примерно то же самое. Внутренние аллюзии с первой сценой в дальнейшем развитии спектакля были настолько глубоко спрятаны, а сочная игра актеров настолько заставляла забыть о чертовщине, что в конце действа режиссеру (мне кажется, он сам почувствовал этот уклон в своем замысле) понадобился «живой» чертенок, который нам и растолковал бы в конце концов, что к чему. Действительно, когда актеры, играющие чиновников, содрали с себя с облегчением всякие наклейки, с помощью которых Голливуд и иже с ним оживляют мертвецов, им стало легче играть, и они вместе с режиссером забыли об инфернальной природе своих персонажей. Поэтому мне ничего не оставалось, как наслаждаться актерской игрой. Надо признаться – актеры играли с удовольствием, хотя, иногда, легко и без особых затрат и находок.

         Выделяются две актерские работы, на мой взгляд. Это Добчинский в исполнении Артема Чернова, и Бобчинский Петра Шуликова. Они играют свои роли легко и бескорыстно. Отмечу две женские роли: Анну Андреевну – Снежану Мордвинову и Марью Антоновну – Инну Исаеву. Они были как ртуть, рассыпаясь мелким бисером глубоких жизненных страстей, ради реализации которых они готовы на все. Главные персонажи – Городничий и Хлестаков – несомненно запоминаются. Их краски при этом весьма ограничены. Городничий – Яковлев не умеет говорить. Он умеет кричать и подобострастничать. Чуть более богат диапазон у Алексея Казакова в трактовке Хлестакова. В нем иногда прорывается что-то человеческое, детское и наивное. Бездумность и легкость в мыслях необыкновенная реализуется в неожиданных пассах пластики и мимики. Кроме этих актерских работ мне хотелось бы отметить Захара Штанько в роли Осипа (раскованный, но преданный слуга) и  Павла Полякова, сыгравшего не только двух разных по характеру и внешнему рисунку слуг, но и самого Гоголя.

         Хотелось бы для себя решить вопрос, про что спектакль? Каков жанр?

Сатирические мотивы налицо (чего только стоит вставной номер с местным хором под руководством Городничего, посредством которого развлекают Хлестакова патриотическими песнопениями). Может быть, как это всегда бывает у Сергея Николаевича, в спектакле заложено и то, и другое, и третье.

Хотя лучше бы сделать что-то одно главным ради цельности замысла и красоты формы.

         В последнее время я мог сопереживать героям только на спектаклях Афанасьева, шедших на студенческой сцене. Их главные мысли были глубокие и свежие. Во втором спектакле «Ревизор», кстати, мне показалось, что сцена и зрительный зал нашли друг друга: актеры заигрывали со зрителем, не скрывая этого; зрители смеялись шуткам Гоголя, как будто слышали все это в первый раз.

Светлана Фролова, журналист

         Мы вышли в восторге после спектакля и долго беседовали о том, что все это – про сегодняшний день. Такого живого Гоголя давно не было на сцене.

         Я думала об игре и пластике артиста Яковлева в роли Городничего, где это я видела? Вспомнила: фильм «Люди в черном», где был момент, когда в тело человека внедряется иноземная сущность и начинает его контролировать. То есть это история том, как эта сущность порабощает и превращает человека в другое существо. И в спектакле показаны разные степени порабощения. Герой Андрея Яковлева – изменился еще не до конца. Женщины в спектакле – уже классические ведьмы. Я имею ввиду Городничиху, очень похожую на Солоху – артистка Снежана Мордвинова –как из «Вечеров на хуторе близ Диканьки».

          А полосатые матрацы – это символ! Чем-то похожи на матрацы, которыми обивают психиатрические комнаты для пациентов. Вот такой городок…

Наталья Ревякина, бывший завлит театров музыкальной комедии и «Старого дома»

         Я, наконец, увидела на сцене Гоголя, а не Островского, так как очень часто режиссеры скатываются в быт, забывая об особенностях драматургии Гоголя. Когда увидела этот странный грим, эти рожи – восторг! Вот, думаю, началось! Но как-то быстро герои сняли необычный грим, стало немного скучно… Чиновники безликие, даже мой любимый Шевчук. На этом фоне чиновников очень ярко выделяется фигура Городничего. Такой нестандартный образ – молодой, лощеный, несгибаемый. Несомненно – блестящая работа Андрея Яковлева. Рядом с ним Хлестаков выглядит бледнее, хотя фактура у актера Алексея Казакова – идеальная, как раз для этого гоголевского персонажа.

         Меня всегда восхищают в спектаклях Афанасьева музыкальные вставки, это всегда так эмоционально, ярко, такой сгусток энергии, просто восторг! Хотя в финале жутко раздражал чертенок, дирижирующий хором. Мистика мистикой, но это был перебор!

Галина Журавлева, заслуженный работник культуры РФ, заведующая Театральным музеем Новосибирского отделения СТД РФ, доцент кафедры истории театра, литературы и музыки НГТИ

         Что «Ревизор» – общественная комедия, вспоминаешь в начале спектакля, увидев на сцене предмет, весьма похожий на подбеленную кафедру – этот непременный атрибут российской общественной жизни. Однако контуры его можно принять и за пустой постамент, или за мусорный контейнер, в который однажды нырнет Городничий. В метафорически емкой сценографии Владимира Фатеева слева широкая лестница, ведущая на антресоли, обитые грязными матрацами. Внизу, справа под антресолями трельяж советских лет, в котором отражается зрительный зал. На всем печать убогости. Захолустье, «нигдея».

         Сергей Афанасьев предлагает неожиданную оптику зрения: «Ревизор» как отражение древней аристофановой комедии.

         Свои постановочные намерения режиссер не скрывает. Спектакль начинается с пролога, который представляет публике комического героя уже после наказания: Городничий – без чинов, на дне. В разодранной шинели (!) медленно продвигается вдоль рампы, побирается на жизнь. При этом цепляя взглядом лица зрителей. Упирается в тяжелые ворота. Корявый березовый массив-занавес подается, открывая сцену. И затем на сцену ГДТ, как это свойственно формальному построению пьесы Аристофана, выходит «хор»: в миражном тумане «Ревизора» на нас двинется сообщество чиновников-мертвецов-монстров. В атмосфере спектакля впервые повеет мистикой.

         Как известно в прологе древней комедии герой знакомил публику со своим планом - как успешно избавить род человеческий от всех несчастий, и этот план являлся основой развития сюжета. Примечательно, что в этом первом выходе Городничего актера Андрея Яковлева наше зрительское внимание улавливает весьма важный момент – момент мотивировки последующих событий, которые начнутся как лента воспоминаний Городничего - истории собственного падения.

          Главный объект неугасающего психоанализа Сквозника-Дмухановского в его ретроспективе воспоминаний – Хлестаков (артист Алексей Казаков), так как подобрать ему маркировку Городничий не способен. Глубокий знаток по части общественных фикций и подлогов («трех ревизоров вокруг пальца обвел»), Городничий оцепенел перед загадкой Хлестакова.

         А казалось бы чего опасаться? Гибкая легкая фигурка в ловком костюмчике – все прямо с журнальной обложки. Искренне легок и пуст. Без царя в голове. Легки по-обезьяньи его прыжки на стол, под стол, на стены, с антресолей, как и упоенное кружение с Марьей Антоновной – (артистка Инна Исаева) и столь же упоенное пение Стива Уандера – А. Казаковым замечательно исполнены вокальные и пластические задачи роли. Инфантильно инфернален, инфернально инфантилен. Упал с антресолей, по-детски свернувшись калачиком прямо в руки большого лохматого и себе на уме слуги Осипа (артист Захар Штанько), и так же без проблем подброшен им же в облака (Аристофан?) в наилучшую «кибитку».

         Невозможность понять вертлявого юнца с модным коком волос просто объяснима: мысль о лукавом воровстве и фальсификации всех и вся укрепилась в сознании Городничего как необходимый факт существования человека, как факт существования рыбы в воде. Внезапно странно замрет его фигура в наивысший момент точки кипения словоговорения как поплавок над бездной вод. И по контрасту увидишь, что форма головы, черты лица Антона Антоновича, еще довольно молодого человека, от природы были правильными и весьма привлекательными.

         Но главный герой этого спектакля не Городничий, не Хлестаков, не чиновники –  а народный хор, как и хор в древней аттической комедии. Он же город во всей целокупности, которым в прямом и переносном смысле дирижирует Городничий. Две вещи поражают в хоре – удивительная красота пения и чудовищно аляповатый облик его костюма. Такому хору не отказываешь ни в потенциальной мощи, ни в красоте голосов, но и не снимаешь с него ответственности за происходящее в его исторической судьбе, проживаемой в разные времена под управлением разных дирижеров.

Валерия Лендова, заслуженный работник культуры РФ, журналист, председатель секции критики

         Очень значительная, большая работа театра после довольно продолжительного молчания. Напоминает огромный котел с густым сценическим варевом, в котором находишь разные ингредиенты, иногда лишние. Возможно, они уйдут со временем. Они, кстати сказать, не мешают успеху целого. Успеху, шутка сказать, «Ревизора».

         Говорят, – «не стильно». Но для меня это несомненный Гоголь, и то, что здесь отсутствует выглаженность, что спектакль в каких-то мотивах кажется незавершенным – это Гоголь с его причудами, заломами и странностями. Тот, кто ставит Гоголя, не пройдет мимо этих нелогичностей и странностей, как не пройдет мимо темы мертвых душ. В спектакле интересно разработаны связи живых персонажей с этим мертвым миром. Он бы исчерпывался этими связями, если бы не было в нем двух фигур –Городничего – Андрея Яковлева и Хлестакова – Алексея Казакова. Интересно, что они как-то загадочно связаны – зеркальность игры проходит через весь спектакль.

         Не ожидала от Яковлева такой замечательной работы – думала о нем как о чистом эксцентрике. Но вот в «Дяде Ване» он сыграл Астрова, и это серьезно раздвинуло для меня его диапазон. Хлестаков – тоже хорошая работая Алексея Казакова. Живет детскостью и полной безответственностью в своем герое. Такое растительное состояние. Как он замечательно падает на ручки Осипу! Для него все детская игра. И денег ему по большому счету не надо. И женщин ему не надо. Перед нами два типа распространенного сегодня сознания: устремленность в сугубо материальную сферу чинов и денег и полное нежелание хоть кем-то стать в практической жизни. Оба любят «срывать цветы удовольствия» только для себя. И чего ждать сегодня от такого хода дел? Деревянный забор с дырами надвигается на тебя уже двести лет…

         Это первый «смешной» «Ревизор» из всех виденных. Сергей Афанасьев подтвердил, что знает быт и этот быт у него легко вырастает до обобщений. Мы прекрасно помним его замечательный чеховский цикл, его «Унтиловск» Леонова, теперь вот «Ревизор» Гоголя – целая трилогия на сцене ГДТ, вобравшая в себя русский мир, «где бесчинствуют наши страсти», крадущие доходы из казны нашей души – так, кажется, писал сам Гоголь. Мир, такой далекий и всегда близкий. Великолепно этот «русский мир» получается у режиссера. Хочется новых открытий.

Материалы предоставлены зав. секцией критиков СО СТД  РФ Журавлевой Г.К.

Дом актера, 22.01. 2016 г.

Подпишитесь на репертуар и новости сегодня и узнавайте первым о самом важном.


Мы гарантируем, что ваши данные не будут переданы третьим лицам и будут использованы только для рассылки новостей и репертуара нашего театра. Нажимая кнопку "ПОДПИСАТЬСЯ", вы даете согласие на обработку ваших персональных данных.