Викторс Янсонс о "Трёх сёстрах": это очень жестокая пьеса

В преддверии премьеры в НГДТ под руководством Сергея Афанасьева спектакля "3 СЕС. 3" художник-постановщик Викторс Янсонс (Рига) рассказал корреспонденту Тайги.инфо о сценическом решении спектакля по пьесе А. Чехова "Три сестры".
Глядя на красную афишу с тремя черными силуэтами, создается впечатление, что спектакль не будет решен в классическом ключе.

Первоначальной задачей для меня и режиссера было открыть, понять и поставить Чехова. И мне кажется, что нам с Сергеем удалось открыть некоторые пласты пьесы А.П. Чехова «Три сестры».

А то, что касается графического решения плаката, это не моя работа, а молодого дизайнера, моего сына Томаса Янсонса. Меня обрадовало то, что он увидел в моем пересказе пьесы. Получилось лаконично и трагично: фигуры трех сестер в виде сгорающих спичек. Этот насыщенный красный фон, буквально как горит Москва или березовая роща, - все это, конечно, создает трагическое ощущение.

Какова будет сценография спектакля?

Мне нравится кинематографическая сценография, когда играет не одна тема, один сюжет, но происходит непрерывное многопластовое действие. Это кино, а кино, по Эйзенштейну, это принцип монтажа. Сцена – это громадный киноэкран: ты можешь смотреть спектакль с любого ракурса, увидеть несколько планов. Так, на сцене предметов почти нет: вот 18 берез, 11 стульев, столик, самовары, зеркало, трюмо, которое играет громадную роль. Когда вы в него смотрите, кажется, что непрерывно меняются декорации, хотя на самом деле меняется только свет. Портреты Чеховской семьи, которые вначале присутствуют на сцене, потом их убирает, постепенно уничтожает Наташа. Она занимает все больше и больше пространства по сравнению с сестрами. Потом доходит до того, что сестры почти выгнаны из своего дома. Постепенно сцена очищается, остаются одни березы.

Я работал 10 лет в Ленинграде, где мы с режиссером разработала театр-арену, когда нет сцены, а зритель находиться вокруг места действия, и каждый видит свою сцену, свое событие. Зритель сам строит свой спектакль своим переживанием, своим пониманием, своим опытом. Добиться того, чтобы зритель стал соавтором спектакля, это главное. Мы же только даем кодовые знаки: 3.СЕС.3. Все переживания в спектакле зритель найдет в самом себе и скажет: это моя судьба!

Чем вызвана необходимость изменить графику написания названия пьесы: не «Три сестры», а «3.СЕС.3»?

Название пьесы мы кодируем как 3.СЕС.3. Например, в такой же форме мы набираем адрес Интернет-сайта. Это отсылка к современному искусству, которое использует разные сочетания слов, символов, цифр, выстраивает цифровые, текстовые комбинации.

Кстати о березах. Все пространство зала, включая зрительную часть, заполнено молодыми березами. Как это связано с сюжетом спектакля?

Березы – это метафора. Давным-давно, когда я работал с Сергеем Афанасьевым над фильмом «Стерва», в одном из сибирских мест летом, когда вокруг была зелень, вдруг… мертвые березовые рощи. Они умирали стоя, целая роща! Самое страшное, когда живое становится мертвым. Это произвело на меня сильное впечатление. Я использовал эту метафору в фильме и решил использовать ее в этой пьесе. Месяц тому назад мы из леса под Новосибирском привезли деревья, у которых еще не распустились листочки. Привезли в театр, поставили, а у них начали появляться листочки. Березы были живы и хотели жить! Когда у них кончился сок, они умерли. Это было, конечно, жестоко.

В «Трех сестрах» разговор идет о прошлом мае, когда у сестер умер отец. Здесь-то и начинается трагедия. Кажется, что они заходят на кладбище в мертвую рощу, тогда же и возникает связь с мертвым миром. По сути дела через эту мертвую березовую рощу они попадают в другую реальность.

Не жутко ли работать артистам театра на сцене?

Да, в сценическом пространстве, где выстроена наша березовая роща-кладбище, существовать актерам очень трудно. Это прекрасные актеры, но даже они немного боятся здесь находиться. Представьте, что подходе к незнакомому пруду, берег которого не видно и перепрыгнуть который страшно – можно не вынырнуть. Это создает очень высокое напряжение в пространстве и действии, которое строит режиссер. Однако мы все же нашли общий язык с режиссером, ведь с момента нашей первой совместной работы прошло – страшно вспомнить! – 20 лет.

Вы сказали, что Ваша задача – открыть Чехова. На Вашем счету с Сергеем Николаевичем уже две чеховских пьесы: «Чайка», «Вишневый сад». Этот спектакль будет очередным открытием или продолжением предыдущих?

Первый спектакль, который мы ставили 20 лет, когда Сергей только строил свой театр, был серьезным подходом к чеховскому материалу. Безусловно, и французско-русский «Вишневый сад» - это тоже открытие. Может ли существовать на одном уровне французский и русский язык, культура? Все это был ряд открытий, была такая пред-игра, пред-действо, подготовка к такому сложному спектаклю, как «Три сестры». Это одна из сложнейших вещей, которые я читал и над которыми я работал. Очень жестокая пьеса. Здесь мы должны были раскрыть понятие судьба. Что такое судьба, история? Сыграть судьбу человека за длинный двухсотлетний период – это была главная наша задача, которую мы, я думаю, реализовали. Можем брать Тузенбаха, или Вершинина, или Соленого – это судьба мужчины. Аналогично, Ольга, Маша, Ирина – это судьба женщины.

Будет ли это только Чехов или возможны аллюзии на других авторов?

Сергей вначале предлагал цитату из Пушкина, когда сидят три девицы и мечтают о том, что бы они сделали, если бы стали царицами. Так мы начинаем с Пушкина, потом вступает тема Достоевского, Гоголевская, потом тема самого Чехова, потом тематика ХХ века - лагерная жизнь и т.д. Что такое женщина во все времена? Трагедия заключается в том, что, хотя все девушки у Чехова прекрасные, но они не родили батюшке-царю богатыря. Это страшно, когда молодая женщина стареет за четыре года. Вначале пьесы Ирине 20 лет, в конце еще нет 24, но у нее не появилось ни друга, ни возлюбленного, нет мужика, следовательно, нет ребенка – никого нет! А если у тебя нет ребенка, это катастрофа, потому что умирает человеческая природа, умирает человек. тогда женщина способна только к труду. Это жестоко, когда женщина вынуждена одеваться в лагерные фуфайки, кирзовые сапоги и пилить дрова. Интересно, что костюмы героинь будут современные. Я зашел в магазин и выбрал самый лучший костюм, какой мог найти в Новосибирске. Так в пьесе отразится XIX и весь XX век - это и есть чеховская пора.

Интересно, а какая тогда будет музыка?

Это точно подобранная музыка, начиная от маршей с барабанами, напоминающих Листа, заканчивая цитатами Рахманинова, его монологом Сони из «Дяди Вани». Я думаю, это будет очень сильный, неожиданный спектакль. В полной мере могу сказать, это будет открытее Чеховской пьесы.

Спектакль, я так понимаю, будет не легок для восприятия.

Да, отдельные сцены просто невозможно смотреть: до такой степени жесток спектакль. Громкий крик душевной боли, который вырывается у сестер, задевает до глубины души. И зал - продолжение этого мертвого березового леса, создает ощущение, что мы все находимся там, все находимся в безысходном положении, но в то же время мы люди, у нас есть дети, есть семьи.

Не уйдет ли зритель со спектакля подавленным такой тяжестью?

Нет. Знаете, когда человек переживает какое-то тяжелое событие, у него просыпается инстинкт выживания, человек хочет жить, хочет любить, иметь жену/мужа, рожать детей. Такова человеческая природа.
Беседовала Алина Хабирова
Taiga.info