Абсурд реальности порождает абсурд сознания
Сергей Афанасьев поставил немецкий психологический триллер с приветом русской драме
В РЕПЕРТУАРЕ Городского драматического театра под руководством Сергея Афанасьева появился психологический триллер под названием «Экстремалы». Перенес нервозный киношный жанр на театральную сцену главный режиссер театра — Сергей Афанасьев. В основу остросюжетного спектакля легла пьеса современного немецкого драматурга Фолькера Шмидта, не без тонкого черного юмора объясняющая, чем могут закончиться велосипедные прогулки в гордом одиночестве, если твои жена и дочь спят с малолетним сыном твоей же бывшей любовницы, в то время как ты только и делаешь, что мечтаешь о воскресном барбекю.
«Экстремалы» — переводная немецкая пьеса, датированная XXI веком. В декабре «Экстремалов» увидел обычный зритель, в январе — журналисты, критики и активно пишущие о культурных событиях города блоггеры. Приглашение представителей блогосферы — еще один маленький эксперимент театра, рассчитанный на привлечение интернет-аудитории и вполне соответствующий, по мнению организаторов показа, провокационному и неожиданному характеру новой постановки.
Психологический триллер «Экстремалы» — совместный проект Театра Афанасьева и Немецкого культурного центра имени Гёте в Новосибирске. На русском языке пьеса была впервые опубликована в третьем сборнике пьес современных немецкоязычных авторов в русском переводе — «ШАГ-3» (из этого же альманаха сезон назад была также заимствована пьеса «Удар», поставленная на сцене новосибирского «Старого дома»).
«ШАГ» в данном случае — акроним от Швейцарии, Австрии и Германии. Именно эти три страны регулярно поставляют на суд русскоговорящей аудитории произведения актуальной, «новейшей» немецкоязычной драматургии.
Волнуют немецких авторов, судя по трем «ШАГам», преимущественно социальные темы: наркотики, насилие, терроризм, проблема второго этноса, растущий неонацизм, одиночество, а также вечные двигатели драматургического прогресса — зависть, сомнение, ложь, ненависть, злоба и т. п. Общая цель десяти драматургов, чьи произведения вошли в сборник «ШАГ-3», лежит в русле максимальной откровенности и бесстрашной объективности в описании недостижимости единства между внешним успехом и внутренним миром, благополучием и реальным бытием, утверждением свободного государства и свободолюбивыми устремлениями человека.
Что же касается «Экстремалов», то эта пьеса сочетает ведущие лейтмотивы литературы всех эпох (недаром режиссер Сергей Афанасьев выводит эту пьесу за рамки новейшей немецкой драматургии в общемировой драматургический контекст) — разобщенность и проблему самоидентификации.
Написал пьесу актер, режиссер и драматург Фолькер Шмидт, о котором российской публике известно немного. Родился господин Шмидт в 1976 году. Актерское образование получил в Венской консерватории. Учился также в Копенгагене и Санкт-Петербургской академии театрального искусства. Играл на сценах Вены, Граца, Зальцбурга, Берлина. Снимался в теле- икинофильмах. Снимал кино, занимался радиотеатром, ставил спектакли вВене, Берлине иКопенгагене. Спьесой «Экстремалы» принимал участие вфестивале Theatertreffen вБерлине, смотрах пьес вСантьяго (Чили) иГейдельберге, где получил главный приз иприз публики. В Новосибирске «Экстремалы» ставятся впервые.
В отличие от большинства современных немецких пьес, текст Фолькера Шмидта имеет более-менее внятный сюжет, интригу и даже намеки на режиссерскую экспликацию. «Экстремалы» — это благополучное семейство с домом в престижном районе, успешной карьерой за плечами, достойной репутацией и всеми прочими атрибутами сытой и довольной жизни от машины и денег до велосипедных прогулок и барбекю с друзьями по выходным. Анна (Татьяна Жулянова) — дизайнер интерьеров. Ее муж Манфред (Константин Ярлыков) — практикующий гинеколог. Их дочь Лина (Екатерина Голубцова) — рефлексирующий подросток. За эту картину, пожалуй, могла бы удавиться не одна современная мечтательница. Но за идеальным настоящим этой нормальной ненормальной немецкой семьи стоит трагическое прошлое. Когда-то по недосмотру Анны в садовом пруду утонул ее двухлетний сын. Пруд зарыт, беда всеми забыта. Кроме Анны, разумеется. Десять с лишним лет спустя она вдруг осознает, что ее больше нет. Она попросту потерялась в мире своего существования: от «Я» остался сплошной мыльный пузырь, иллюзия, призрак. Цели нет, желаний нет, веры нет, да и жизнь, по сути, тоже отсутствует.
Анна понимает: чем ярче разукрашивает она свою жизнь, тем быстрее «прогрессирует в обратном направлении». Женщина начинает воспринимать себя и всех окружающих как духовных идиотов, или, говоря словами режиссера Игоря Цунского, как «нежить», которая не живет, а только «имитирует жизнь». И как только это доходит до ее замерзшего мозга, пьеса начинает семимильными шагами приближаться к катастрофе.
Анна активно принимается ломать свою золотую клетку, разрушая карьеру и прилюдно совершая неприличные поступки. А позолота летит с прутьев так, что пыль столбом. Анна хамит клиентам, ругается с мужем, не замечает дочери, игнорирует общество и пытается забыть о смерти сына. Чеховская героиня после такой трагедии порывает с прошлым, влюбляется до потери пульса и до конца жизни страдает от череды любовных неудач. Немецкая героиня идет дальше. Она подменяет прошлое. Находит мальчика, ровесника погибшего сына, и вступает с ним в любовную связь. Ситуация усугубляется тем, что малолетний любовник, который с недетской щепетильностью заботится об экологии, а все свободное время проводит за срисовыванием мертвецов с фотографий в криминальной хронике, является сыном любовницы и пациентки ее мужа (Снежанна Мордвинова). С поправкой на бывшую, поскольку на глазах у зрителей Франциска уходит к лучшему другу своего возлюбленного Альберту (Петр Владимиров), который, в свою очередь, имеет сложносочиненные отношения с дочерью приятеля. А дочь, между прочим, спит с юным маминым любовником: мать она боится, а отца считает извращенцем, как и всех других гинекологов. Кстати, сам отец бывшего благополучного семейства смиренно прощает все жене, другу и любовнице. Лишь бы все вернулось на свои места: велосипедные прогулки, встречи с друзьями и пресловутое барбекю на свежем воздухе. Манфред разбивает в саду миленький садик, самозабвенно крутит педали и уверяет, что «смерти больше, чем жизни», ибо рак груди он диагностирует чаще, чем беременность, а абортов делает больше, нежели процедур искусственного оплодотворения.
Для усиления эффекта воздействия психологического триллера на зрителя режиссер строит спектакль по принципу кинокадра, ловко фиксируя наиболее яркие мизансцены и позы. Он «рубит» пространство и заполняет его кричащими цветовыми пятнами, которые несут больше информации, чем сказанные героями слова. Расцвеченные фарсом взрослые противопоставляются прикрытым психологическим перевоплощением детям. Каждое душевное и физическое движение героев Сергей Афанасьев увеличивает и рассматривает с самой неприглядной и неожиданной стороны. Устои меняются, двоятся, оборачиваются голографическим фокусом вплоть до картин на стенах.
Абсурд реальности порождает абсурд сознания. Мир выворачивается наизнанку и проверяется на прочность постоянными поисками предела. Исследование своего макро и микромира осложняется тем, что герои «Экстремалов» не хотят и не умеют слушать друг друга. Одиночество приносит деформацию коммуникативных связей (этим, по большому счету, и объясняется очевидный алогизм взаимоотношений). Персонажи стремятся наладить контакт, имитируют его, но общего языка не находят. И мир рушится. У Чехова в этом случае наступает тишина, вкоторой слышится отдаленный печальный звук лопнувшей струны, а у Фолькера Шмидта — рождение новой иллюзии. Внезапная и нелепая смерть героя не вылечивает невроз. Понятия «нормы» и «анормы» становятся еще более неоднозначными и упираются в патологию. А с ней, как известно, не до катарсиса.
Впрочем, кому рожь, кому пшеница: одному очищение требуется, а другому и верного диагноза достаточно.