ТА ЕЩЕ АВАНТЮРИСТКА

СТИЛЬ: Инна, над чем вы работаете сейчас?

ИННА ИСАЕВА: Мы репетируем пьесу польского драматурга Габриэли Запольской «Мораль пани Дульской», я – одна из дочерей Дульской, в которой бурлит детское любопытство и желание познать тайны мира – мужского и женского.

Эта роль продолжает череду образов молодых героинь, созданных вами в спектаклях «Ревизор» и Dreamworks – Марьи Антоновны и Бетти?

Можно сказать и так, ведь всех девушек объединяет искренность, наивность, чистота и мечты о любви, живущие в их сердце, несмотря на обстоятельства, в которых они оказываются. В одном ряду с ними стоит и ясная немногословная Соня из «Дяди Вани», спасающая дом и близких ей людей, которым она посвятила свою жизнь.

В каких творческих проектах вы заняты, помимо театра?

Недавно мне я решила попробовать себя в новом для меня жанре радиоспектакля. Это очень интересный опыт, когда ты не видишь зрителя, для которого работаешь, а из всего набора актерских инструментов у тебя только твой собственный голос. Моим дебютом стал спектакль «Венецианская беседка» на радио «Слово». И я даже не могу передать то ощущение, которое возникает в прямом эфире, когда ты мысленно поднимаешься над студией и ощущаешь масштаб звучания. Мысленно я будто вижу миллионный город с высоты птичьего полета: автомобили на улицах, ярко освещенные окна, в которых видны люди, занятые своими делами. Возможно, прямо сейчас в некоторых из этих машин и квартир включено радио, и кто-то в эту минуту слышит твой голос…

Любите получать новые необычные впечатления?

О, да – я та еще авантюристка: очень люблю жизнь и получаю удовольствие от работы, от новых людей и интересных проектов. Страсть к театру, путешествиям и приключениям постоянно приводит меня в необычные ситуации, в которых я проверяю себя. Так, в прошлом году я неожиданно получила приглашение в Московскую летнюю театральную школу при Союзе театральных деятелей России, которая дала мне совершенно новый взгляд на профессию и на жизнь в целом. Это был колоссальный опыт работы с лучшими педагогами страны по сценической речи, сценическому движению, танцам и актерскому мастерству – теми самыми людьми, которые сегодня создают театр как искусство. Целый месяц девяносто актеров из разных городов и стран, в том числе и я, жили в закрытом пансионате в Звенигороде: обменивались опытом, общались, учились и развивали себя. Вместе с мастерами мы создавали уникальные спектакли, которые показывали в Москве. Я участвовала в уличном спектакле.

И это был не первый ваш опыт игры в уличном театре. Правда ли, что в Италии вы работали в театре масок?

Да, любовь к уличному театру у меня зародилась давно. Я сотрудничала с итальянской труппой Atelier cuncheon, и это был бесценный опыт, которому я очень благодарна. Мы базировались в Италии, были в Румынии, Македонии, Хорватии, Украине, Сербии, Болгарии: играли спектакли на фестивалях и ярмарках. У нас было два спектакля – в один меня вводили, а другой мы создавали вместе с русской девочкой и итальянцем. Музыканты были итальянцами, русскими. Языка я совершенно не знала, но в этом жанре, где пластика тела говорит сама за себя, он не особенно и нужен.

Чему вы научились?

Уличный театр хорош тем, что в нем сочетается много техник: уличный артист умеет владеть не столько душой, сколько телом. И именно в Италии я поняла, что с телом у русского артиста большая беда. Мне пришлось научиться крутить пои (шары, связанные веревкой – прим. ред.), жонглировать, ходить на ходулях, носить тяжелые шубы, танцевать и при этом еще и петь. Один спектакль у нас был масочный, а другой – чисто технический. Мы работали на площадях – значит, нужно было обладать очень сильным голосом, потому что нет никаких микрофонов. При этом учитывать, что в непосредственной близости люди, дети, животные. А еще асфальт, который местами переходит в камни. И если пойдет дождь, это вообще может быть очень опасно… Словом, это тот же театр, в котором артист должен перевоплощаться, но живет он по другим законам. В классическом театре ты должен быть видим и слышен. А в уличном – находишься в некой структуре, машине. Например, у нас были огромные шторы, которыми мы на бегу накрывали публику – так вот, и артист, и эти шторы служили равноправными участниками действа.

Почему вы не продолжили работу за границей, а вернулись в Новосибирск?

После Италии я готовилась к проекту в Латвии. Перед этим я ненадолго вернулась домой, чтобы оформить все документы и неожиданно получила предложение работать в Театре Афанасьева. Вот уже третий сезон я здесь и счастлива, от того, что имею стабильный фундамент, на котором и дальше могу развиваться в своем творчестве.

Дальше – это куда?

Мне бы хотелось лучше владеть своим телом на сцене, а также обязательно попробовать себя в стихотворном жанре. Поэзия задает определенную картину мира, в которой есть четкая структура, ритм, рифма, а иногда и их отсутствие, которое тоже закономерно. Нарушать законы этого мира нельзя, потому что иначе он рухнет. Мне хочется овладеть этим искусством и понять, чем руководствовался тот или иной автор, создавая свой собственный мир, ведь Пушкин писал так, Есенин уже совсем по-другому, а Маяковский – совсем иначе. Когда актер по-настоящему владеет словом, то он может не просто присвоить его предмету, а сам дать начало новой жизни, руководствуясь законом, установленным поэтом. Кроме того, я стараюсь развивать себя и в других направлениях, чтобы быть самой себе интересной: путешествия, изучение иностранных языков, недавно захотелось рисовать.

Это все касается вашего личного развития. А для зрителя вы что-то приберегаете?

Зрители – это люди, которые приходят к нам в гости, и я испытываю к ним благодарность и уважение. Я от чистого сердца стараюсь отдать им всё, что у меня есть – заходите, берите, а я постараюсь сделать для вас еще лучше.

Вы – молодая красивая актриса, уже сыгравшая заметные роли в одном из лучших театров Новосибирска, имеющая опыт работы за границей. Вам знакомо такое понятие как актерские амбиции?

Конечно, я люблю себя. Мне бывают не чужды угрызения совести, самокопание и недовольство собой, но желание сделать что-то особенное в профессии мне знакомо. Выражается оно в том, что я всегда хочу помочь коллегам, поделиться с ними своими идеями, своим видением – может быть, мой опыт будет кому-то полезен. Мне хочется принести какую-то свою идею, новый фокус зрения, «родить» нечто необычное, и делая это, я, конечно, жду от коллег положительной реакции, поддержки. Профессиональные амбиции актера измеряются его вовлеченностью в материал, его заинтересованностью, его способностью завести партнера, дать эмоцию, наладить обмен. В общем, чем больше у тебя амбиций, тем глубже и полнее должен быть фонтан твоих чувств, талантов, знаний и опыта, из которого постоянно черпаешь ты сам и окружающие тебя люди. В конце концов, люди смотрят спектакль. Я же нахожусь в нем не потому, что сама по себе такая прекрасная, а потому, что мне, может быть, удалось допрыгнуть до роли и попробовать ее на вкус: разгадать персонажа, оживить его, используя свой жизненный опыт, но не пытаться примерить героя на себя, а постараться дотянуться до него – до тех обстоятельств, в которых живет и чувствует он. По-моему, в этом стремлении и заключается некое таинство актерской профессии и мотивация для постоянного развития.

Если бы вы были режиссером собственного спектакля, то о чем бы он был?

О любви, конечно. Это то, что нас спасает и делает добрее. Я не имею в виду не сумасшедшую страсть, а определенную гармонию: когда нам хорошо, когда мы здоровы и не желаем зла ни ближним, ни самим себе. Когда нас не мучают угрызения совести или самоедство, потому что мы добры по сути своей. Вот такую любовь хотелось бы в мире сохранить.