ЯНА КОЛЕСИНСКАЯ О ПРЕМЬЕРЕ «ВЕТЕР ШУМИТ В ТОПОЛЯХ»

ТРОЕ В ЛОДКЕ, НЕ СЧИТАЯ СОБАКИ

«Ветер шумит в тополях»: премьера ироничной французской трагикомедии Жеральда Сиблейраса для трёх актёров в Театре Афанасьева. Режиссер Анастасия Неупокоева, в ролях Владислав Шевчук, Владимир Павлов, Семен Летяев.

Корифеи НГДТ в спектакле «Ветер шумит в тополях» составили мужское трио, где все партии равны. Густав – Владислав Шевчук, Фернан – Владимир Павлов и Рене – Семен Летяев много говорят о других, но массовка, статисты, «кушать подано» сюда не допускаются. Мир друзей по несчастью, коим является старость, самодостаточен и завязан только друг на друге. Посторонним вход воспрещен.

Их трое на облюбованной ими террасе в доме для ветеранов войны. Их трое в лодке Харона, которая скоро отправится на тот берег. Их трое, не считая парковой скульптуры – огромной каменной собаки, которую, за неимением питомцев, они хотят считать живым существом. Спойлер: в финале собака повернет таки голову в ту сторону, где... Впрочем, это и в пьесе написано.

Что остается инвалидам, застрявшим в возрасте дожития? Есть ли что-то впереди? Нет, дальше тишина. Да и то неизвестно, когда она наступит, долгожданная тишина, когда придет успокоительный покой. И тело, и голова давно утеряли рабочую форму, но надо как-то коротать время.

Один, простодушный и наивный, как ребенок, ранен в голову осколком. Другой, одержимый завихральными идеями, – «клинический псих», как считает третий. Третий, харизматик с редким чувством собственного достоинства, хромает, опираясь на палку, но беспрестанно вскакивает, реагируя на постоянные раздражители, мерит шагами террасу, быстро сбегает от обыденности на прогулку, а там, вы не поверите, там… школа для девочек и молоденькая учительница.

О женщинах они могут теперь только фантазировать или вспоминать. Вспоминать женщин приятнее, чем поле боя. «Мы зайдем с тыла, мой капитан», – каждый раз повторяет Фернан после обморока, имея в виду не атаку, а как раз то, о чем вы подумали. Но и в атаку они поднимаются вдруг, влекомые очередной фантазией, только непродолжительны подобные порывы. Надо что-то посущественнее придумать, дабы отдалить падение в бездну.

Старые вояки, подобно героям Кен-Кизи, тоже собираются устроить побег из богодельни, но по другой причине. Их свободу ограничивают не зверские порядки психиатрической клиники, а одинаковые для всех законы природы. Да и на протест они не способны, тем более против кого протестовать-то. Добросовестной сестре Мадлен далеко до коварной сестры Рэтчед, а против неизбежности, коей является угасание жизни, протест бессмыслен.

Просто надо хоть на какой-то промежуток времени поверить, что это в их силах – встать и пойти. Жизненно необходимо подняться наверх, в гору, где ветер шумит в тополях. Тут уж вопрос, кто более разумен, выживший из ума Густав, требующий, чтоб его считали командиром, чтобы как Гайдар шагать впереди, или рассудительный Рене, в умных глазах которого отражается вся скорбь неизбежности.

Какой уж там поход в Индо-Китай… Смотреть на птиц, подобно им выстаиваться клином, раскинуть руки в воображаемом полете. Заглянуть в вечность, где суждено оказаться каждому из ныне живущих. Этим троим выпало (не)счастье уйти в небытие не так быстро, как тем, кому не удалось дотянуть до старости.

А утки уже летят высоко. Летать так летать. Я им помашу рукой. Момент смирения и просветления отключает смех зала над выходками трогательных стариков, раздававшийся на протяжении всего действия. У каждого из них на обоих щеках – по маленькому красному пятнышку как намек на цирковые румяна. Они и в шутовских колпаках появлялись, но совсем ненадолго. Это только намек. Намек – и не более того. Намек бывает прозрачным, а бывает ироническим. Клоун и шут – не одно и то же, как «ржачка» и смех, как курица и утка, как ситком и трагикомедия.

Заключительную цитату из первоисточник можно признать универсальной мудростью не только для 60+: «А знаете, почему они летят клином? Первый рассекает воздух и облегчает полет остальным: они меньше устают. В течение всего полета они поочередно встают во главу каравана».