«На каком мы свете?»: о «Ревизоре» с политическими намеками

В городском драматическом театре состоялась премьера спектакля «Ревизор», которую давно ждали. До «Ревизора» НГДТ выпустил «Унтиловск», – спектакль, уже собравший несколько фестивальных наград и открывший пьесу Леонова заново – и городу, и миру. «Унтиловск» (в финале спектакля волей режиссера переименованный в Ново-Унтиловск) – это притча о безвременье, о провинциальной русской жизни в эпоху между революций. «Ревизор» подхватывает тему, его вполне можно рассматривать как второе полотно диптиха «К нам в Ново-Унтиловск приехал ревизор».

Еще в июне, когда спектакль репетировали, сочиняли, поэт Владимир Костров написал прекрасные стихи о Гоголе: «Спят депутаты, и спят депутатки. /Лунное золото капает с крыш. / Чу! Над столицею в чёрной крылатке / Гоголь взошел, как летучая мышь». Что ж, над сибирскою нашей столицей, тоже взошел Гоголь, затмевая оба светила.

Афанасьев довел до отчаянного края все трагические подтексты Гоголя, добавил гоголевской мистики, и городничий обернулся Вием. О землю, правда, не ударялся, просто вылез из мусорного бака. В самом начале спектакля все начальники, смотрители и попечители народного блага, выведенные в пьесе, предстали в телах зомби со следами тлена и разложения на лицах. Пластический грим (художник по пластическому гриму – Денис Потеряев, художник-гример – Алена Хабарова) достоин отдельной премии, тем более что в современном театре не только пластическим гримом давно никто не пользуется, но и рисовать себе другое лицо артисты не любят, не умеют и не хотят. Это одна из потерь театра, которая отчасти компенсируется спецэффектами из области компьютерных и видеотехнологий, но накладных носов, зубов, париков и бород все равно жалко.

В «Ревизоре» можно любоваться мертвяками, вылепленными со всей достоверностью, хоть в кино их снимай. Все сборе, и персонажи, и зрители, и вот городничий Антон Антонович Сквозник-Дмухановский (Андрей Яковлев) смотрит в зал тяжелым взглядом Вия, чтобы потом обратиться в человека, но не совсем.

Антон Антонович обременен семейством, красавицей-женой Анной Андреевной (Снежана Мордвинова) и взбалмошной дочерью (Инна Исаева), причем в облике первой во всей красе нам является Солоха, вторая же, Марья Антоновна, – начинающая ведьма, но, несомненно, добьется успехов в деле приворота, ворожбы и прочего прикладного колдовства. Поразительная красота и молодость городничихи обнаруживает гендерную коллизию любого коррупционного скандала: все для них, кровиночек, для жен, любовниц и дочерей. Так и модные лавки называли: «Смерть мужьям, разорение любовникам». Кабы не они, много ли надо человеку? Все из-за них, и церковь так и не начала строиться, и грязь кругом, и капустой пахнет, и свалка у любого забора.

Как это Гоголь все угадал на века вперед? Этот странный человек, верующий до фанатизма отлил в граните все формулы национальной хозяйственной и общественной жизни, которые ныне называют «эффектом колеи». В самом деле, какой бы строй мы не строили, все равно получается самодержавие и крепостное право, точно так же, как на любом производстве ничего нельзя произвести конкурентоспособного, кроме автомата Калашникова. Поднимать столь болезненные для российского общества темы в театре не каждый режиссер умеет, а рассказать о них никто лучше Гоголя так и не сумел.

Атмосфера тотальной лжи в спектакле доведена до звенящего ужаса. Одни только сцены выступления ансамбля песни и пляски, которым блестяще дирижирует градоначальник, вызывают в зрителе приступ наследственного страха – как бы начальство не увидело. У Андрея Яковлева поразительные руки, красивые, выразительные. Несколько уроков у Игоря Тюваева (музыкального руководителя театра), и городничий-дирижер дарит нам незабываемый аттракцион с порхающими руками, которые почему-то вызывают ассоциацию с чайкой, черт знает почему. Наверное, музыкой навеяло. Длинная песня с рефреном «Говори, о чем захочешь, лишь бы только о России» доводит зал до смеховой истерики. Этот лозунг может быть выведен на корпоративном гербе всех верноподданных российских телеканалов.

Другие подробности телегеральдики читатель вообразит сам, то ли на гербе должна быть птица-чайка, то ли птица-тройка, это уж как кому привидится. Я уже сказала, что ансамбль, выступающий на сцене, он не только песни, но и пляски. Пляски исполнены качественно, с огоньком. Зажигает, конечно, молодежная часть труппы, пополнение этого года. Курс, выпущенный Афанасьевым, почти в полном составе влился в труппу театра, и там есть, на кого посмотреть. Приехала в город и поступила в театр Вера Бугрова из первого выпуска института (курс Владимира Оренова и Елены Ждановой). Вера то и дело является панночкой-служанкой. То есть, она буквально плывет над сценой, не касаясь пола. Ее мертвенно-белое лицо заставляет вспомнить про живописное сборище мертвяков, что приготовлялись встретить ревизора в первой сцене. Жути нагоняют шумы, тени, повешенные, черти и прочая нежить.

Один Хлестаков (Алексей Казаков) беззаботен, сыт, пьян, и нос – в декольте у Марьи Антоновны. Хлестаков и Антон Антонович нужны друг другу, как партнеры в жутком макабрическом танце. Это уже не сатира Гоголя, а скорее трагическая ирония, беспросветный гротеск Салтыкова-Щедрина.

Режиссер не был бы собой, если бы не вставил в текст Гоголя слова, обращающие классическую пьесу в злой памфлет. Сквозник-Дмухановский: «И не забыть сказать, что театр, тьфу, школа, тьфу ты, черт – церковь, начала строиться, да сгорела. На нее и сумма была ассигнована». Не угодно ли вам, жители Ново-Унтиловска, этот финик принять?

Ведь здание театра даже не сгорело, вот оно стоит рядом с оперным, недостроенное, каким-то сверхъестественным способом перешедшее в чужие холодные руки. А ведь и сумма была ассигнована, и пожара не было, а театр как жил в подвале, так и ныне там. Это ли не мистика, не наваждение, не торжество потусторонних сил? На нашей памяти построить здание обещали два мэра, три губернатора и даже один полномочный представитель президента, но обещать, как известно, не значит жениться. Причины уважительные, никто не спорит. Кризис, потом еще один кризис, и вот тебе, бабушка, и день выборов.

Но что это я, упаси нас Гоголь от политики, вернемся в театр. Каков же основной вопрос текущего момента? Если верить спектаклю, то вопрос стоит остро: «На каком мы свете?». Ответа нет, но есть театр. Ведь искусство для того и существует, чтобы говорить о том, о чем сказать нельзя.

Источник: http://sibkray.ru/news/4/879310/?sphrase_id=680329