«Утиная охота»: ты еще не родился
В конце сезона Новосибирский городской драматический театр Сергея Афанасьева выпустил «Утиную охоту», убедившую, что человек, раздираемый пустотой, всё же небезнадежен.
Три женщины, энергией которых поочередно питается Зилов, вдруг являются к нему все вместе и одинаково одетые – в серые туники, черные лосины и красные носки. Они извиваются в эротическом танце, усаживаются к нему на колени, обвивают, как змеи. Такой ему снится сон. Но хоть гарем приведи, бесполезно его оживлять. А ведь уверяет в трубку, что ничего он не умер, не дождетесь. Ну, это мы еще посмотрим.
Вампиловского лишнего человека вроде записали в герои прошлого, а он взял да и выплыл из небытия, заявив, что вопросы, изнуряющие его, никуда не делись. В прошлом году Александр Прошкин снял фильм «Райские кущи» с Виктором Цыгановым в главной роли, где действие перенесено в наше время. Для этого пришлось значительно переписать пьесу, и в титрах имя Вампилова даже не упомянуто.
Александру Баргману по внешним приметам неважно, какой век на дворе, и ничего он не переписывал. Перед нами условное пространство, но Зилов – наш современник. Если классический Зилов у Олега Даля в фильме «Отпуск в сентябре» протестовал против пошлой обыденности, куда скатилась звонкая эпоха шестидесятников, то Зилов у Андрея Яковлева протестует против себя самого. Время наплодило рефлексирующих мальчиков, которые в свои тридцать лет никак не могут обрести пристанище. Новоселье для Зилова всего лишь повод выпить – он бездомный, бесприютный, бездушный. Или душа все-таки есть, но в зачаточном состоянии.
Режиссер продолжает исследовать человеческое нутро, куда, по всем предположениям, упакована душа. Он то помещает Зилова на операционный стол, где производит препарирование его сути, то поворачивает ему в глаза лампу следователя, чтобы вывести на чистую воду. Высвечивает разные грани Зилова, доводя до кульминации его поиск истины. На эту роль нужен был артист мощный, харизматичный, умеющий показать огромный диапазон душевных состояний, короче, способный на всё. Не зря про него говорят, что он гений.
Зилову не нужны деньги, карьера, успех. Ему нужны чувства. В ключевом диалоге с Галиной (Снежанна Мордвинова) о юности он пытается добыть из себя хоть что-то, но не родится золото во льдах. Ему отчаянно хочется проклюнуть в себе зеленый побег, но не растут сады в песках. Галина-то как раз способна на душевный трепет, вызванный воспоминаниями, а ему не дано. Он быстро выдыхается, приходит в раздражение, злится на нее, на себя, на весь мир. Ищет другие способы, изобретает новые средства, провоцирует себя и окружающих, рубаху рвет на груди, мечется, срывается на бешеный танец на фоне белой кирпичной кладки. И совершает очередные ошибки, погрязает в собственной подлости, теряет тех, с кем намеревался сойтись, спастись, восстать, воспрянуть, воспарить, избавиться от черной, зияющей, раздирающей пустоты.
Разве возможно что-то почерпнуть от другого человека, если ты его не любишь. Если вообще никого не любишь, кроме себя самого, разумеется. Вон какими клоунами они являются к нему в похмельном бреду, в какие дурацкие тряпки он их обрядил – и все получают по первое число. Вся эта шайка-лейка показана не реальными людьми, а образами его воспоминаний, искаженных алкоголем. Если человек, проснувшись, очень смутно помнит содеянное, то и персон прошедшего вечера нафантазирует себе некими монстрами, чуть ли не чудовищами Гойи. С юмором здесь всё в порядке. Хохот стоит до потолка от выкрутасов Кушака-Владислава Шевчука или Саяпина-Петра Владимирова. А лирический персонаж предстает в лице Ирины-Янины Третьяковой.
Как в давних афанасьевских «Снах Гамлета» главный герой отдал Офелии самый знаменитый монолог мировой драматургии, так в сверхновой «Утиной охоте» Зилов отдает Ирине монолог «И ты еще не родился». Она для него воплощение чистоты, в которую правда, он сам мало верит. Но поверить нужно. Ему очень нужно в это поверить. А сам он слишком испорчен для откровений подобного рода. И еще не созрел до осознания того, что переделку мира надо бы начинать с себя. Но он уже стоит на пороге новой жизни. Вернее, себя нового. И это самое главное в данной истории, то, ради чего стоит переживать за этого циника, эгоиста, подлеца, лжеца, бабника, бездельника, алкаша, гуляки праздного, вояки грозного…
Вот уж полвека критики рассуждают о том, возродился ли Зилов или реанимации не подлежит. В спектакле, поставленном Сергеем Афанасьевым в 1996-м году, Зилов Николая Соловьева (он сейчас приехал из Питера посмотреть премьеру Баргмана) был невероятно притягательным персонажем. Душа Зилова проходила через мощное очищение, охота виделась ему как воцерковление. Ему не надо было охотничьих трофеев, именно поэтому он мазал мимо цели – и знал, что и в этот раз промажет. Ему нужно было озеро, раннее утро, туман, восход солнца. Через слияние с природой происходило его второе рождение.
В спектакле Баргмана охота – это будущее, а Дима Дениса Казанцева – проводник в тот мир. Чуть ли не за руку ведет его Дима по жизни своей твердой поступью, давая в морду тогда, когда иные меры не работают. Дима обладает невероятной внутренней мощью, возвращая миру равновесие, утрачиваемое из-за зиловских происков. Но без оных ничего бы не сдвинулось с мертвой точки. Это замкнутый круг. Но он поворачивается, как сказано в ремарке. И в финале эта ремарка получит особый смысл.
Зилову стоило устраивать весь этот кавардак, бардак, бедлам, погром, там-тарарам, чтобы вывернуть себя наизнанку. Удивительные метаморфозы происходят с Зиловым. Зилов возвышается до того, на что раньше был категорически неспособен. Путем отрицания себя самого он поднимается на новую ступень духовного развития. Из ружья практически невозможно застрелиться, но ружье выстрелит иначе: нужен не выстрел, а сам факт такого порыва. И тогда, постояв на краю пропасти и вернувшись обратно, Зилов просит прощения.
Неправда, что чувство вины вредно, губительно, недопустимо. Если так, то только для обитателей страны дураков, которых хитрые психологи научат, как жить не тревожась и не заморачиваясь. Нет, чувство вины необходимо человеку для того, чтобы, избавляясь от него, меняться. Вот стоит он на коленях, как в церкви при молитве, и текут у него слезы очищения: «Простите меня… Простите меня… Круг поворачивается». Да, круг действительно поворачивается. Жизненный круг поворачивается, и впереди открывается свобода.
Яна Колесинская
"Один дома"
http://odin1.ru/articles/detail/utinaya-okhota-ty-eshche-ne-rodilsya/