МУРАШКИ ПО КОЖЕ…
Актриса Театра Афанасьева Татьяна Жулянова с первой встречи покоряет красотой, профессионализмом и необыкновенной внутренней силой, которой хрупкую актрису наделяет ее неистощимая творческая энергия. Журналу СТИЛЬ Татьяна рассказала об июльской премьере НГДТ – спектакле Dreamworks, а также об авторском проекте новосибирских кинорежиссеров, где наша героиня исполняет одну из ролей вместе с Захаром Прилепиным и другими московскими медийными лицами, чьи имена пока держатся в секрете.
СТИЛЬ: Татьяна, в спектакле Dreamworks вы сыграете одну из главных ролей. Расскажите, что ждет зрителей Театра Афанасьева на этот раз?
ТАТЬЯНА ЖУЛЯНОВА: Это спектакль по пьесе Ивана Александровича Вырыпаева – одного из моих любимых авторов. Он поэт, который пишет прозой, его тексты настолько небытовые, неприземленные, а наоборот поэтично-возвышенные, что в них нельзя войти сразу, но когда ты входишь в них, то понимаешь, что там, внутри – просто космос. Вырыпаев настоящий живой современный гений, который живет в наше время, которого можно увидеть, потрогать, о чем-то спросить и всегда получить ответ. Ну а драматург он просто потрясающий – мы уже не раз с ним работали, и думаю, что сейчас получится что-то мегаграндиозное. Dreamworks – это своеобразная пародия на американскую мыльную оперу или мюзикл а-ля «Чикаго», доведенная до абсурда. Иногда работаешь с текстом и думаешь: «Боже, да он сошел с ума». Но в этом и заключается его прелесть.
Вам это нравится?
Это безусловно интересно, потому что новое. При этом я не отрицаю классики: Толстой, Чехов – авторы, которых можно бесконечно открывать заново. Просто по-настоящему сложных современных авторов мало, зацепиться не за что. Еще хуже, если современный автор делает то, что сейчас называется «мейнстрим» – что-нибудь такое, где можно прямо на сцене показать голый зад. В Москве без этого уже практически не обходится.
Казалось бы, это уже должно было выйти из моды.
Я тоже думала, что мы уже это пережили. Но недавно Сергей Николаевич [Афанасьев] приехал с «Золотой маски» и рассказал, что в Саратове поставили «Маленькие трагедии» в «авангардном» прочтении: на сцене кровь и совокупление – смотреть просто невозможно, люди уходили уже после первого акта. К счастью, наш театр таких тем не касается. Поэтому все интимные вещи наш режиссер преподносит настолько завуалировано или сакраментально, что это только возвышает человеческие чувства, актер на сцене максимально обнажает все свои эмоции, так что оголяться буквально – бессмысленно.
На ваш взгляд, театр имеет какую-то воспитательную функцию?
В наше время, и режиссер, и актер должны ставить перед собой абсолютно четкую задачу – заставить зрителя сопереживать и разбередить в нем все самое сокровенное. Конечно же, хорошее, а не плохое. И в этом театр незаменим. Многие, как в фильме «Москва слезам не верит» думали, что театр отомрет. Но нет – посмотрите, сколько у нас в городе театров, и все они успешны, все имеют своего зрителя! И ведь они как раз стараются донести до зрителя самое лучшее, кипят энтузиазмом, горят за свое дело, абсолютно все театры транслируют ценности, которые сегодня могут задеть человека, предостеречь его от обесчеловечевания.
Какие это ценности?
Безусловно, это любовь. Любовь к мужчине, женщине, отцу и матери, к семье, ко всему живому. Любовь должна воспеваться во всех проявлениях, в самом что ни на есть нетронутом, возвышенном виде, чтобы побуждать человека к чистым и тонким чувствам. В том числе, и любовь к Родине. Патриотические идеи обязательно должны быть, но говорить о них нужно не грубо и нарочито, а тонко и интимно. У нас есть спектакль «Зеленая зона» о послевоенных годах. Его герои – простые люди, которые долго жили в землянке, потом в бараке, и вот кто-то вселяет в них надежду, что скоро они обретут нормальный дом. Но этой надежде не суждено сбыться. И всё же между людьми сохраняются настолько трогательные отношения – я сейчас говорю, и у меня мурашки по коже… Казалось бы, спектакль не современен, не моден, не о насущном, не о том, сколько стоит колбаса или брендовые шмотки! Он о человеческих отношениях, о том, как люди пережили войну, как они по-настоящему близки, готовы идти на помощь друг другу, всё понимать и всё прощать. В конце зал рыдает и аплодирует стоя. У современных людей наслоилось столько лишнего на душе, что мы, актеры, просто обязаны счищать эту шелуху, обращаться к живому источнику внутри человека, к ключу, который бьет в сердце каждого! Это называется катарсис. Он необходим людям, и мы его даем.
А чего в этом прекрасном творческом процессе не хватает? Что вам хотелось бы привнести в театральную жизнь Новосибирска?
В Европе на каждый театральный проект собираются разные люди, работающие по контракту: они делают проект, получают свои деньги и разбегаются. Лет десять назад многие говорили, что русский театр не актуален, и хорошо бы нам перенять европейскую манеру. Ан нет. Наши мастера подписали соглашение о сохранении репертуарного театра, потому что это основа русского театра, начало начал. И больше нам ничего не надо, у нас и так есть все современные тенденции: Тимофей Кулябин со своим прекрасным европейским видением, например. Не надо чесать левой пяткой за правым ухом, извращать то, что и так настолько богато по своему содержанию, что хватит еще многим поколениям. К счастью, в этом смысле наш город в меру столичен и в меру провинциален. Мы не тянемся за Москвой, потому что нам это не надо, но безусловно имеем свой стиль.
СТИЛЬ: Татьяна, вы сейчас снимаетесь в фильме. Неужели в Новосибирске сейчас реализуются настоящие большие игровые проекты?
На самом деле, роль в фильме у меня небольшая, но до сих пор я нахожусь под впечатлением, так как на съемках я познакомилась с Захаром Прилепиным. Это потрясающий человек. Когда спрашивают, куда подевались современные литературные таланты, почему нет новых Пушкиных, Гоголей, Лермонтовых, мне хочется ответить: «Есть – вот же они!» И совершенно погрузилась в творческий процесс, когда познакомилась с Захаром. Начала читать его книги. Но, конечно, самое прекрасное в этом проекте – то, что одним из режиссеров-постановщиков является мой муж, так что это работа по большой-большой любви.
О чем кино?
Всех секретов я раскрывать не хочу. Скажу в общем – о том, как хорошие люди оказались в непростой жизненной ситуации, и им предстоит решить, выйдут они из нее людьми, или опустятся до животного уровня. Два друга, два разных пути – человеческая драма, очень интимная, сокровенная история. Премьера планируется в Новосибирске и в Ереване – на родине одного из авторов сценария.
А ваш супруг – из Москвы?
Он новосибирец. В свое время закончил наше театральное училище, десять лет работал на радио, а потом уехал в Москву и работал в группе Андрея Звягинцева на съемках фильма «Изгнание», участвовал в огромном количестве проектов на Рен-ТВ, снимал кино в Москве, а потом вернулся в Новосибирск. Он близко знает съемочный процесс, и пытается здесь приблизить его к высоким московским стандартам, причем до мельчайших подробностей. В Новосибирске масса человеческих ресурсов: половина московских актеров – это сибиряки, выпускники наших институтов, среди них мои однокурсники. Сибирь снабжает талантами всю страну, но люди, которые действительно хотят учиться и развиваться, редко сюда возвращаются. Хотя нам это очень нужно, чтобы возродить некоторые сферы нашего искусства. В частности, кино.
А техника игры в кино и театре – это разные вещи?
Совершенно! В театре ты живешь здесь и сейчас, в кино сначала одним глазом, потом другим, потом уголком рта, потом спиной, плечом – да еще и несколько раз, если нужно сделать несколько дублей.
Но вам хотелось бы продолжать?
Если буду нужна – с удовольствием продолжу работать в этой индустрии. Нет – ничего страшного, я и в театре за 15 лет сыграла немало ролей.
Какие ваши любимые, о каких мечтаете?
Уже на третьем курсе института я играла Нину Заречную в «Чайке», потом была работа в «Трех сестрах» – драмы, о которых любая актриса может только мечтать. В 30 лет я играла 50-70-летних старух, а детских сказках перевоплощаюсь в Принцессу или Красную Шапочку. И это так круто, такой хороший творческий замес, что я даже не могу сказать, какое амплуа – мое: трагическое, комическое или, например, интеллектуальное. Я однажды спросила Сергея Николаевича об этом: «Я – кто?» Он ответил: «Ты – всё». Не хочу сказать, что мне подвластно всё, но так сложилась судьба, что я уже сыграла очень многие и разные роли. И если мне дают роль в новом спектакле по Вырыпаеву, делаю заключение, что могу играть интеллектуальную драму. Вот такой я замечательный человек (смеется). Поэтому какой-то конкретной мечты у меня нет. Мне хочется, чтобы получился наш фильм, чтобы получился спектакль Dreamworks, а за ним еще один спектакль, и еще, и еще – неважно, какая роль в них мне будет определена. Главное, чтобы эти работы принял зритель. В «Ревизоре» я недавно сыграла то, что на театральном языке называется «дерево»: вышла, покричала, потопала и ушла – даже не роль второго плана, а массовка. Но было так здорово, такой химический процесс – весь театр был занят, всё кипело, гудело, рождалось заново. Все-таки самое крутое, мощное и будоражащее в нашей работе – это процесс создания нового спектакля, репетиции. Поэтому – да! – я мечтаю о том, чтобы было много ролей! Много репетиций! Много спектаклей!