Александр Баргман: «Человек имеет право на счастье»

Некоторые думают, что Александр Баргман живет в Новосибирске и работает в ГДТ. Нет, вот уж 20 лет он выходит на санкт-петербургскую сцену. Причем легче назвать театр, в котором он не играл, чем перечислить те, в которые его приглашали. Пятикратный лауреат «Золотой маски», лауреат Государственной премии, театральной премии «Золотой софит» и прочая, прочая, он еще и ставит спектакли. Участники истории о войне «Карл и Анна » теперь на собственном опыте знают: Баргман – не актер, занимающийся режиссурой, а режиссер, умеющий раскрывать актеров.

— Александр Львович, как возникла идея проекта с театром Сергея Афанасьева?

— Я считаю Сергея Афанасьева талантливейшим режиссером европейского и мирового уровня, говорю это совершенно ответственно. Я много о нем и его театре слышал еще до знакомства с ним. Бывая на гастролях в Новосибирске и в других театрах, слышал-слышал, а потом даже стал играть здесь свой моноспектакль «Душекружение» – в этом помещении. Потом познакомился с Сергеем Николаевичем, и как-то мы с ним спелись, стали интересны друг другу. Как-то я влип, с позитивной точки зрения, в этот театр, в артистов (уникальных!), выпестованных им, взращенных, взрощеных – выращенных им!

— Вы решили поставить с ними пьесу, сюжет которой уже можно назвать бродячим: муж уходит на войну, к жене приходит другой, муж возвращается… В театре «Глобус» поставлен спектакль по пьесе Гуркина «Саня, Ваня, в ними Римас», в «Красном факеле» – по пьесе Арбузова «Мой бедный Марат», теперь вот «Карл и Анна» в ГДТ...

— В каждой из этих пьес так или иначе ставится вопрос о необходимости существования с кем-то. Жизнь проходит впустую, если радом никого нет. Вот именно это и дорого мне в материале. Здесь даже неважно, где происходит действие, в Германии, Франции, Корее, Гонолулу. Война всегда деструктивна. Война всегда нарушает естественный ход жизни, эволюцию человечества. Никто ничему не учится, и войны на земле бесконечны. Человек, как мне думается, создан по образу и подобию божьему для того, чтобы жить, созидать и творить. Человек должен быть счастлив, должен стремиться к счастью и жить какой-то осмысленной жизнью, а смысл жизни – в любви. К творчеству, работе, детям, мужчины к женщине и женщины к мужчине. Поэтому наша история о том, как человек наполняет смыслом разрушенную войной жизнь. Мы ставим вопрос о возмещения пустоты, ведь в природе человека заполнять эту пустоту. Другой вопрос, какой ценой, оправданы ли эти средства.

— Знаете, по прочтении пьесы «Карл и Анна» возникло странное ощущение… Она удивила своим мелодраматизмом и прямолинейностью. Невозможно было представить воплощение такого материала на сцене ГДТ. Впрочем, в этом театре умеют превращать недостатки драматургии в ее достоинства. И вот в спектакле «Карл и Анна» прозвучал совсем другой текст, нежели в пьесе, не говоря уже о смыслах.

— Да, пьеса несовершенна, она рубленная какая-то, лобовая, ходульная, содержит огромное количество условностей – драматургических условностей, в ней какой-то гипернаив странный. Все это мы чувствовали. Хотелось, чтобы актерам было не то что удобно, а интересно. И чтобы каждая новая ступенька была воздушной, поэтичной и предполагала рост воображения. Мы попробовали сделать спектакль импрессионистический... Отталкиваясь от текста пьесы и повести, которую Франк написал после пьесы в 1927 году, каждый артист придумал свои куски. То есть помимо текста Леонгарда Франка есть текст, написанный Светой Галкиной, Аней Ермолович, Петей Владимировым, Славой Шевчуком. У нас возникло много импровизационных зон, на чем я настаивал. Спектакль рождается только в сотворчестве, а не тогда, когда я говорю, что кому делать и откуда выходить. И я благодарен актерам за это.

— А почему вы отказались от большинства эпизодов фронтовой дружбы Карла и Рихарда в лагере военнопленных, так подробно выписанных автором?

— Мы ушли от этого сознательно. В театре невозможно сыграть на войну. Мы никого не обманем, как бы убедительно мы ни мазались гримом, ни изображали ранения, все это будет неправда. Я человек, который не был на войне, не знаю, что это такое. Гораздо убедительнее истории, связанные с семьей, любовными треугольниками, страстями, потерями и обретениями.

— Ваш спектакль разрушает стереотипы, навязанные общественной моралью. Например, что на чужом несчастье счастья не построишь.

— Да, это пошлая сентенция. А еще есть пошлые мысли типа «все к лучшему», «не было бы счастья, да несчастье помогло», «любишь кататься, Карл, люби и саночки возить»… Любая поговорка впишется в этот спектакль – но любая поговорка придумана для того, чтобы облегчить человеку существование, подменить кровавую суть общими обывательским воззрениями. Мы часто приносим какие-то вещи в жертву непонятно почему, тем самым коверкая себе жизнь. Вот и все.

— Но Светлана Галкина в роли Анны произносит: «Карл у Клары украл…»

— Да, это Света Галкина придумала. А как может быть иначе, ведь никуда наши любимые не исчезают бесследно, не уходят из нашей памяти, в независимости от того, любим ли мы их сейчас. Все остаются в нас, просто занимают какое-то другое место. Карла можно считать предателем и эгоистом, а можно считать человеком, который наполняет смыслом собственную жизнь безоглядно и истово. В результате платит за это, когда Ричард возвращается. Но у каждого своя правда. Это наша вина, и с этим нам жить. Тем не менее это противоречивая, страшная, прекрасная жизнь. В этом прелесть этой истории. Каждый имеет право быть счастливым.

— Как вам удалось вырваться из Петербурга? Как вас так надолго отпустили отовсюду?

— Во-первых, я поступаю так, как сам хочу. Слава богу, я добился уже такого положения. Мы как-то договариваемся с коллегами. Но все там точат на меня зубы, скребут ногтями, «что ж это такое, вы артист или не артист», там вся эта крысиная театральная возня, конечно же, существует. Но меня это уже не волнует. Мне хотелось просто сделать этот спектакль.

— Когда Баргман-режиссер ставит спектакль, что чувствует Баргман-актер?

— Поскольку я актер, то меня упрекают в том, что я занимаюсь много артистами, – и не занимаюсь концепцией. Не знаю, что такое концепция – пусть мне объяснят. Но добиваюсь того, что каждое движение души персонажа должно быть максимально оправданно. А бывает концепция, под которую режиссер подгоняет драматургическое произведение. Если кому-то это интересно, то мне – нет.

{mosimage ih=100 ch=100}

— Почему актер берется за режиссуру?

— Так уж вышло, что режиссурой мне заниматься интереснее. Накопилась усталость от актерства, ощущается недостаток воздуха. Тем более что я перебрал в ролях, в занятости, актерская профессия занимает огромное количество времени, некогда жить, дышать, читать. Когда находишься по ту сторону рампы, это представляется возможным. Так интереснее.

— Вы огорчаетесь, когда зритель считывает не то, что вы вкладывали в спектакль?

— Нет, не огорчаюсь. Воздух же надо зрителю оставлять, право выбора. Я не могу регулировать восприятие зрителя. Каждый воспринимает происходящее по-своему, в силу своего образования, опыта и знаний.

— Для вас важно, если зритель точно считал ваш замысел?

— Если так произойдет, я буду счастлив.

— В первый раз вы приехали в наш город лет 13 назад с гастролями Александринки. Новосибирск, каким он был, очень отличается от Новосибирска сегодняшнего?

— Отличия бросаются в глаза только в связи с пришествием цивилизации и бизнес- премиума. Но Новосибирск не тот город, о котором можно говорить как о сердцевине архитектуры и зодчества. Здесь прекрасные люди, невероятная атмосфера – иначе я бы сюда так часто не приезжал. Во время первого приезда я обрел друзей – они и сейчас остаются моими друзьями.