Мертвые души: хором о России
Мэр города N оставался цел в войнах и кризисах, но лишился денег, положения и карьеры, проиграв Сатане.
Такое впечатление, что театр Сергея Афанасьева, где состоялась премьера спектакля «Ревизор», очнулся от многолетней летаргии. И самого Сергея Николаевича окончательно расколдовали. Он поставил гоголевскую комедию так, словно собрал резервы двух режиссеров — того, времен «Чайки», «Дяди Вани» и Гамлетов, и того, который прошел через превратности этой чертовой жизни.
Под его всевидящим оком вся занятая в постановке труппа — ветераны театра, начинавшие с худруком путь, и вновь прибывшая молодежь —уложили зал в убойной силе смеха, а затем отправили размышлять над пошлостью быта и подлостью бытия.
«Ревизор» в НГДТ начинается задолго до первого звонка. У входа тебя встречают Пушкин с Гоголем, шепчут дамам на ушко любезности. В туалете валяется вусметь пьяный черт и бурчит нечто нечленораздельное. За стеклянной витриной извивается и орет кошка на копытах. Туда-сюда бродит, как сомнамбула, Панночка. Персонажи гоголевских произведений материализовались из гоголевского мира фантастического реализма, где свою судьбу решает вовсе даже не сам человек.
На сцене Панночка (Вера Бугрова) обратилась в Авдотью, на зов госпожи явившуюся с того света. «Скорей, скорей!» — нетерпеливо требует Анна Андреевна, похожая у Снежанны Мордвиновой на Нонну Мордюкову не только фамилией. И служанка послушно плывет в рапиде. И жена, и дочь (Инна Исаева) Городничего — ведьмы из «Вечеров на хуторе», одна Солоха со стажем, другая пока еще в подмастерьях. А банда Антона Антоновича — сборище нежити с вылезшими наружу язвами и вытекшими глазами. При слове «чеснок» упыри начинают неистово чесаться, а церковь и бога упоминают спотыкаясь и заикаясь. Чтобы руководить этой местной мафией, нужно иметь недюжинную силу — и беса внутри.
Городничий, одержимый бесом, то заговаривается на тарабарском языке, извергая утробные, почти нечленораздельные звуки, то посылает подчиненным мысленные импульсы. То вихрем носится в пространстве, рассеивая вокруг искры и языки пламени, то принимает подобострастную позу, наклонившись вперед под немыслимым градусом, как резиновый манекен на ветру, но держится устойчиво и знает, куда и зачем склоняться. Распорядитель мертвых душ импровизирует свою пьесу, мгновенно сочиняет сценарии, входит в раж, воспаряет в своем невообразимом творчестве, заговаривается, заигрывается, захлебывается в упоении и азарте — и идет на дно, как Титаник.
Городничий — самый инфернальный персонаж и главный герой. Главный — тот, кто кажется самым непотопляемым, но кого ждет самый безысходный финал. Тот, кто вообразил, что он капитан корабля, и не замечает, что он — игрушка в руках сатаны. Жизнь ведь так и устроена — тебя провоцируют на определенные действия, раскручивают по полной программе, лишают бдительности, а потом с наслаждением дают под дых.
Андрей Яковлев в этой роли фантастически пластичен, фееричен, стремителен, многогранен, непредсказуем. Его будто бы запрограммировали на глыбу, требующую актерских сверхусилий. В его партнеров тоже впрыснули энергетическую инъекцию, после которой Добчинский покатился вниз по лестнице, как свернутый в рулон ковер, а Мишка, оправдывая замечание Осипа «я вижу, ты проворный парень», превратился в живчика, с ног до головы охваченного нервным тиком.
Ну а Хлестаков (Алексей Казаков) — тот просто фитюлька, как и хотел Гоголь, щепка в волнах, пластилиновая куколка, егоза с пустой головой. Он вышел из этого триллера без потерь, ибо его час еще не пробил.
Все это действо наполнено мудрым искрометным юмором и приперчено фирменным афанасьевским приемом вставных сюжетов. То госпожа Летучая со своим «Ревизорро» появится в доме Городничего, но на нее никто не обратит внимания, даже не заметит, ведь она из обычного бытового мира, который с гоголевским никак не пересекается. То Городничий для утех дорогого гостя вызовет ансамбль русской народной песни и построит его так, что сразу станет ясно, кто он и кто они. Девочки, подобранные не иначе как с Пьяной дороги и выдрессированные Хозяином, остаются многостаночницами. Они умеют исполнить патриотическую оду с рабским надрывом, а потом порхать и щебетать на коктейльной вечеринке.
На сакраментальный гоголевский вопрос «Русь, куда несешься ты?» хочется ответить, что Русь по-прежнему несется вразнос, не разбирая колеи, погоняемая чертом, оседлавшим ее. А Пушкин с Гоголем будут стоять в сторонке и снисходительно наблюдать за этой свистопляской. Кто же, все-таки, ее затеял — нечистая сила, или гении, один из которых подарил другому сюжет, и тот преобразовал его в универсальную космическую историю? Правда, Космос снизился в спектакле НГДТ до преисподней, потому что какой уж нам Космос. Лучше, как городничий, не достроить церковь, чем понастроить тысячи церквей в рыночных целях.
«Надо чем-то возвышенным заняться», — намекнет Александр Сергееич на спасение из глобального кризиса, читая письмо Хлестакова. Который пока ни то, ни се. А может стать кем-то. В том случае если все-таки займется возвышенным.