Как важно быть свободным
Культурный блог Софии Гольдберг на ngs.ru о спектакле "Входит свободный человек"
В театре Афанасьева поставили пьесу Стоппарда о трогательном чудаке-изобретателе, мечтающем о свободе на фоне пародийно благообразной Британии 60-х/
Мне всегда казалось, что ставить Стоппарда — очень сложно, потому что слишком много у этого ироничного англичанина, с хитрецой ухмыляющегося между строк, завязано на контексте. Будь он исторический или национальный. Это словно читать книгу на иностранном языке, не понимая идиом: не дай бог режиссеру «перевести» буквально — все, фиаско. Пьесе «Входит свободный человек» в отличие от того же «Берега утопии», где нам с контекстом все было понятно, как-то не очень везло — и я могу предположить, что дело было как раз в том самом британском контексте, декодировать который оказалось не всем под силу. Даже несмотря на то, что сама идея пьесы о чудаке-изобретателе, который ютится в своем собственном иллюзорном мире, проверяя на прочность истинные ценности, в общем, вечна и всегда актуальна. На днях я побывала на премьере спектакля «Входит свободный человек» в театре Афанасьева, который рискнул поставить эту стоппардовскую трагикомедию — по-моему, вышло отлично, с тонким, необходимым здесь британским акцентом.
Лихорадочно топчась с места на место, отдавливая друг другу ноги, неловко толкаясь, на сцену выбегают трое персонажей, один из них — в наползающей на глаза медвежьей шапке почетного королевского караула. В этой суетливой сутолоке, посреди декораций с круглыми стрижеными кустиками, имитирующими чистенькую и неизменно аккуратную Британию, они торжественно голосят патриотическую «Rule Britannia». Эта навязчивая «Правь, Британия», которую издают монструозные часы, изобретенные чудаковатым Джорджем Райли, на протяжении всего спектакля еще заставит всех его героев то и дело сбиваться с разговора на торжественные песнопения.
Среди этого пародийного благоденствия, иронично выписанного Стоппардом и деликатно воспроизведенного Сергеем Афанасьевым, энтузиаст-изобретатель Джордж Райли выглядит как фигура гротескная. Потолок украшает извилистая система труб — изобретенная им система полива комнатных растений дождевой водой. Но вот он наконец изобрел что-то стоящее — конверт для многоразового использования, очередное порождение буйной, но непродуктивной фантазии, которому вместо прибыльного бизнеса, о котором мечтает Райли, суждено превратится в предмет всеобщих насмешек. Как и он сам.
Стоппард, ненавистник любых диктатур и систем, писал эту пьесу в 1968 году, во время европейских революционных настроений, это год «пражской весны», год студенческих бунтов в Париже. И в своего Джорджа Райли он вложил детскую душу человека, которому плевать на деньги, который живет в собственном мире причуд и фантазий, готов бросить семью ради новой великой идеи, лишь бы, приходя домой, не видеть, что «жизнь заключена в четырех стенах с цветочками на обоях». Константин Ярлыков в клетчатом пиджаке, торжественно покидающий дом с одной зубной щеткой в вытянутой руке и декламирующий каждый раз свое появление в баре словами «Входит свободный человек!», очень чутко попадает в этот образ.
Его семья — это перевертыш идеальной английской семьи 60-х. Жена, помешанная на чистоте, с какой-то маниакальной одержимостью натирающая стол, которая из-за гула пылесоса не слышит слов Райли, но никому эта чистота не нужна — скоро Нина Сидоренко, к слову, с этой прической до боли похожая на Вирджинию Вульф, будет комически отжимать мокрый от слез платок в опустевшем доме. Восемнадцатилетняя дочь, которая содержит всю семью и которой все осточертело, — она одна понимает, что они не похожи на образцовую семью с открытки, где собака держит в зубах тапочек. Но за ее циничной и ернической броней — а Екатерина Жирова играет очень сочно, с куражом — скрывается трогательный бунтарский инфантилизм, который обратится на сцене еще одной комедией о неудавшемся любовном приключении. Собутыльники Райли в баре — так и вовсе еле удерживаются, чтоб не крутить пальцем у виска, потешаясь над доверчивым чудаком.
Лишь у одного Райли — «одно лицо». Дома и где-либо еще, когда он один и когда с кем-то. Он единственный, несмотря на всю свою изобретательскую и человеческую придурь, остается свободным человеком, не втискивающимся в это гидеборовское «общество спектакля» — пусть даже апофеозом его свободного полета фантазии станет маразматический водонагревающий пулемет. Его свобода, конечно, мнимая, как и счастье думать, что он свободен. Он никакой не бунтарь — он вещь в себе, он просто генетически не в состоянии расшифровывать социальные коды, которыми живут и общаются окружающие его люди. И потому персонаж Ярлыкова, трогательный и беспомощный, обманутый своими же фантазиями, вызывает искреннее сочувствие.
Эта проблема социальных кодов очень эффектно и иронично обыграна режиссером. Периодически на сцену выбегает Анна Ермолович, меняя свою роль девушки из бара на роль говорящего толкового словаря вкупе с экскурсоводом, демонстрирующим через видеопроектор фото самых нелепых и комичных изобретений ХХ века вперемешку с «ой, это я в Ялте». Ее появления на сцене — своеобразные нарочитые сноски, поясняющие значения слов. Что такое гениальность, кто такой неудачник, что такое, в конце концов, любовь. А ведь и вправду смешно и абсурдно — воспринимать слова буквально. Ведь жизнь — это не энциклопедия и не толковый словарь.