КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ЖАЛЕТЬ

В спектакле Регины Тощаковой (выпускницы НГТИ, мастерская Сергея Афанасьева) «Трамвай "Желание"», как выяснилось сегодня на пресс-показе, героиня проста, зато сложна пунктуация.

 

Принято считать за аксиому, что трудности закаляют. Беды и лишения формируют личность. Ну не знаю. Может, и формируют, если есть что формировать. Но мне всегда казалось, что эта аксиома есть ложь для боящихся признать, что горе их сломало. Гораздо проще уверовать: всё что ни делается - к лучшему.

 

Ну так вот. В истории с романтическим названием «Трамвай "Желание"», где ничего романтического нет, любовная трагедия нанесла 16-летней леди серьезный урон. Душевная травма причинила такую боль, что деформация психики оказалась необратимой. Хрупкая вазочка сломалась, осколки склеены грубо. Отдавшись во власть саморазрушения, Бланш начала прикрываться своим прошлым, как теми драными песцами, что возит с собой в чемодане. Ей стала удобна позиция жертвы, ведь теперь можно позволять себе всякое непотребство - то, что человек в здравом уме себе не позволит. Ну например: заявиться в дом сестры без предупреждения, качать свои права, жить за чужой счет, хлестать хозяйский виски да еще и доводить до белого каления того, кто зарабатывает на этот виски. Врать напропалую. Зажигать догорающий огарок былого шарма и вещать об идеалах! Да, это самое сладкое - проговаривать весь этот романтический бред, и грузить ближнего, грузить...

 

Ранние версии наипопулярнейшей пьесы Теннеси Уильямса склонялись к гуманистической традиции. Бедняжку Бланш было жалко до слез, до, как сейчас любят писать нанятые комментаторы, мурашек. «Я привыкла зависеть от доброты первого встречного» воспринималось как приговор бездушному миру. Когда ее уводил ласковый психиатр, становилось страшно: до чего все озверели, если доктор - единственный, кто способен на доброе слово, да и то по долгу службы! Время переставило акценты, пьеса засверкала другими гранями. Как же всех достала эта Бланш, если только психиатр может сподобиться на доброе слово, да и то по долгу службы.

 

Ведь с ней с самого начала всё ясно, и Татьяна Жулянова, при всем своем актерском шарме, нисколько, как мне видится, героиню не щадит. Не успела Бланш оглядеться в чужом доме, как ляпнула привечающей ее женщине: «Не могли бы вы оставить меня одну?». У той аж глаза на лоб полезли. Ничего себе манеры! На пафосно-истерической ноте красотке Бланш удалось просуществовать несколько месяцев - пудрить ближним мозги, бесстыдно спекулировать родственными чувствами беременной сестры, обрабатывать простого одинокого увальня, влюбленного не в нее, а в свою мечту о ней.

 

«Танцующую в темноте» тоже все жалели, оплакивали ее участь, а спектакль Театр «Старый дом», премьера которого (ну не случайно же такое совпадение?) состоялась незадолго до, показал, что сострадание не всегда уместно, а порой и пагубно. Сперва надо голову включать, а потом сердце, и вообще, грош цена той жертве, если она никого не спасает.

 

Пьеса «Трамвай "Желание"» в версии НГДТ оказывается удивительно созвучной сегодняшнему дню не только потому, что зрители, как и персонажи, извините, в этот жаркий тридцатиградусный день обливаются потом. Здесь высвечивается еще и проблема пресловутой толерантности, от которой мир сошел с ума. Стелла, сестрица Бланш, со своей святой терпимостью к этому чудовищу тихонечко так, сама того не ведая, подтачивает семейное согласие. Возражая мужу, не желает признавать очевидного. Ребенок у нее, я так понимаю, рождается раньше срока. Сильный, красивый, работящий мужик Стэнли вынужден терпеть этот бедлам ради любви к жене. Бланш располагается по другую сторону толерантности - там, где можно во всеуслышание порицать уклад приютившего ее дома. Так и ждешь, чтобы кто-нибудь ее, наконец, турнул.

 

Я как апологет тотального диктанта всегда восхищалась универсальностью фразы «казнить нельзя помиловать», но сомневалась в целесообразности запятых. Хотелось расставить авторскую пунктуацию: двоеточие, тире, а то и вовсе точка. Точка - чтобы было точно, наверняка, но это ж сколько надо взвесить прежде чем! Вот и здесь. Ну не всё так просто. Как же всех достала эта Бланш, что казалось, сильные горячие парни, переставляющие по сцене стулья, вслед за Стэнли так же проучат ее родину любить. И поделом будет ей, поделом! Таких надо наказывать, а не вестись на их штучки. Но дело принимает совсем иной оборот. Завершающий эпизод спектакля, там, за полупрозрачной дверью ванной, наводит на взаимоисключающие выводы. Тема семейного насилия продолжается, но так и останется нераскрытой.