ЯНА КОЛЕСИНСКАЯ О СПЕКТАКЛЕ «БЕСЕДА БЕЗ СВИДЕТЕЛЕЙ»
ДИМА, ПОЗВОНИ МАМЕ!
Драматическое воспоминание «Беседа без свидетелей» по пьесе Софьи Прокофьевой: Театр Афанасьева, режиссер Константин Брюзгин.
Веяние сегодняшнего времени – совмещение актерской и режиссерской работы, а малая сцена театра Афанасьева как раз предназначена для экспериментов его учеников. «Беседа без свидетелей» – дебют на профессиональной сцене выпускника театрального института по специальности «Режиссер драмы» (мастерская Сергея Афанасьева) Константина Брюзгина, имеющего пятилетний актерский стаж в этом театре.
Он выбрал для постановки материал на первый взгляд неподъемный – многословную советскую пьесу Ольги Прокофьевой, состоящей из бесконечного выяснения отношений между бывшими супругами, происходящего в одной-единственной локации. К тому же, этот материал в 1983 году блестяще инсценировал Никита Михалков и тем самым, казалось бы, отсек дальнейшие попытки каких бы то ни было интерпретаций.
Но молодой режиссер взялся за это дело не взирая на факты и понимая, что «ни убавить-ни прибавить» – не тот случай. Тягомотину убавил, а третьего персонажа прибавил, соответственно дописав текст специально для него. Этот персонаж – сын расставшихся родителей Димка в исполнении Юрия Кувшинова. Имея минимум слов, он проживает линию своего персонажа на каком-то запредельном уровне душевных вибраций. Взрослый Димка, в нервном раздражении разбрасывающий по квартире вещи и книги, начинает таять и плавиться, едва берет в руки письмо мамы из прошлого. И вот он уже подросток в пространстве воспоминаний – беспомощный, ошарашенный, раненый в солнечное сплетение самыми близкими людьми.
Избавить человека от травматического опыта детства невозможно в силу непреложных законов бытия, но родители, не желая, конечно, этого, становятся главной причиной невозможности. Ну вот не способны они расстаться так, чтобы это не отражалось на ребенке, используют его как инструмент для разборок и манипуляций.
В спектакле НГДТ этот грех ложится на позвякивающего ключами от квартиры, откуда осуществил побег в благополучную жизнь, приходяще-уходящего папашу, который в пьесе (и, соответственно, в программке) обозначен как Он. Петр Владимиров – далеко не адвокат своего образа, он так безжалостен к своему персонажу, так откровенно и отважно освещает фонариком потайные углы его затхлых чуланов, что эмпатии зрителя мгновенно перемещаются к его партнерше.
Анна Терехова, напротив, пишет женский портрет тонкой беличьей кисточкой, используя краски нежные, светлые, полупрозрачные. Будучи ребенком, Аня Терехова впитывала атмосферу крохотной сцены в «Кобре», где основоположники афанасьевского театра, в частности, фееричная Зоя Терехова, играли именно так – тонко, подробно, переливчато. Ее героиня, идеальная женщина, усыновившая сына любимого человека и считающая его родным, постепенно начинает раскрываться как лишенный силы сопротивления цветок, который легко затоптать.
Ее финальный телефонный звонок (назовем его «звонок другу») состоит из слез, что вот-вот хлынут наружу, но так и остаются запертыми внутри. Покорность и жертвенность – истинно советские качества, но сегодня это значительно снижает нравственную ценность личности. Ведь выбор между сыном и мужчиной, с кем стремишься построить новые отношения, – навязанное абьюзером, но не единственное и даже худшее решение из всех возможных. Поэтому осовремененная пьеса звучит актуально и нажимает на те зрительские клавиши, которые всегда готовы к нажатию.
А телефон, этот допотопный дисковый аппарат, играет в спектакле особую роль. И когда после долгого вибрирующего звонка Она протягивает его Димке, у зрителя появляется внутреннее пространство для домысливания сюжета. Где повзрослевший Димка будет совершать те же ошибки и пытаться их исправить.
